– Послушай меня. Оставайся здесь. Повар оплачен на два месяца вперед, мой водитель тоже. Я знаю, что ты выбросила кредитку. – Он встал и, взяв с тумбы портмоне и свой мобильник, протянул мне. – Телефон на всякий случай, здесь вбиты все номера, которые могут тебе понадобиться. На этой карте нет пароля, можешь снимать наличку. Если что-то. Черт. Просто позаботься о себе, ладно?

– А ты? – Мой голос дрожал.

– Мне нужно идти.

Он встал, медленно разжав руки, я рванула за ним.

– Макс.

Обернулся, задержав на мне взгляд. Я проглотила ком, смахивая рукой слезы, но сказать ничего не смогла. Все жгло изнутри, изнывало. Я хотела бежать вниз и умолять полицейских оставить нас в покое, но что-то внутри меня говорило, что это не было правильно. Глупый. Вспыльчивый. Трусливый. Ребенок. Вот кем я была на самом деле.

Я не могла найти себе места. Не знала, кому звонить, куда писать, ночью спала урывками. Снилось, что куда-то падаю, затем рыдающая мать, видела, как на Максима надевают наручники, просыпалась, включала кондиционер, через какое-то время снова выключала.

Утром раздался телефонный звонок, я как обычно испугалась, но это был даже не мой телефон. Спасибо Боже, что я хотя бы трубку взять не струсила. После короткого разговора с адвокатом, я немного успокоилась и через полтора часа, высокий статный мужчина появился на пороге квартиры.

– Вы должны понимать, что инсайдерство запрещено в нашей стране, как и во многих других. И Вы, также, замешаны в этом, в какой-то степени.

Я напряглась.

– Но я не прокурор, а адвокат, поэтому мне можно говорить все. Макс настаивает, чтобы Вы были предельно честны и в случае чего избежали ответственности. Мы можем это сделать, но тогда пострадает он.

– Что я должна делать?

– Ничего. В данном деле Вы проходите лишь, как свидетель и будете оставаться им до конца, иначе пойдете по групповому сговору, а это до десяти лет лишения свободы.

Господи. Схватившись за стакан воды, я полностью его осушила, после чего потерла вспотевшие ладони о штаны.

– Что будет с Максимом?

– В лучшем случае, обойдется штрафом. В худшем. До четырех лет. Но если Вы будете меня слушать и молчать там, где буду говорить я, мы обойдемся первым вариантом.

Я выдохнула.

– Должен предупредить, следователь будет искать других свидетелей и соучастников, неприятная женщина, но я с ней справлюсь.

– Что если будут другие свидетели или подозреваемые?

– Насколько мне известно, одна из главных соучастниц закончила суицидом, это нам на руку. Если не всплывет что-то еще.

Я сглотнула ком и невольно представила Милу. Это омерзительно.

– Например?

– Например, умышленное убийство.

У меня все сжалось внутри и сердце, как отбойный молоток заколотило.

– Это неправда.

– Но это только нам с Вами известно и Максу. Кто-то основательно копает под него, дорогая.

Я знаю, кто.

– Вы же поможете ему?

– Сделаю все, что в моих силах.

– Так обычно говорят, когда все плохо.

– Я знаю Максима слишком давно. Он просил меня защищать Вас, но я здесь, чтобы уберечь его от мимолетной дурости и решетки.

– На что Вы намекаете? – Я разозлилась.

– Этот парень не заводит романов. Так и знал, что тут замешана женщина.

– Вы говорите, словно все проблемы от женщин.

Я была проблемой, но это касалось исключительно меня и никого больше.

– Отчасти это так, дорогая. Держите себя в руках и не болтайте лишнего, остальное я сделаю сам. Оставьте свой мобильный и запишите мой.

* * *

За три дня я два раза была вызвана в прокуратуру для дачи показаний, меня всегда сопровождал Юрий Дмитриевич – адвокат Максима. Я дико нервничала и оттого меня заметно трясло. Я говорила одно и то же из раза в раз, я умалчивала те вещи, которые адвокат запрещал говорить и вообще, в большей степени, он говорил за меня. Четко и грамотно, не то что я, запинаясь, едва не срываясь на истерику. Я пыталась контролировать ситуацию, но если признаться, даже, самой себе, я была в ужасе от всего этого. Через два дня меня снова вызвали и задавали те же самые вопросы, нагло вглядываясь в глаза, выискивая в ответ, это было чем-то вроде пытки. Юрий Дмитриевич сказал, что они проверяют мои показания между тем, как опрашивают кого-то еще.

Больше, чем этих опросов, я боялась дня суда. И хотя я постоянно молилась, чтобы избежать этого всего, понимала, что это невозможно. Я почти не спала всю неделю, хотя отчетливо понимала, что моя жизнь сроднилась со страхом. Звонила маме, в попытках узнать, сколько есть времени для взноса за операцию. Со мной словно никто не хотел разговаривать. Даже Максим, он отказался от каждой встречи, которой я пыталась добиться через адвоката.

Сегодня было первое заседание суда. Меня не вызвали. Юрий Дмитриевич запретил приходить и даже рядом показываться со зданием суда. Я просто свидетель, прокурор так и водит носом вокруг, чтобы что-то унюхать.

Вызвали меня только на второе заседание, вопросы задавали те же самые, что и раньше, почти. Иногда было что-то, что запутывало меня окончательно. Максим был на скамье подсудимых, окруженный судебными приставами, я часто посматривала на него и, у меня сердце превращалось в маленький тугой узел. Он был небритый, в помятой одежде, и словно безразличен ко всему, даже ни разу не взглянул на меня. Словно ему вообще было плевать на все, что тут происходит. На себя. На меня. Он был один все это время. Вряд ли кто-то пришел к нему, кроме адвоката. Я сделаю для своего брата все, что угодно, буду заботиться, если нужно, независимо от того, сколько ему лет. Кто заботится о тебе?

– Где вы познакомились?

– Я протестую. Уважаемый суд, это к делу никак не относится. – Заявил адвокат.

– Протест отклонен.

– Мы познакомились в клубе, я там работала.

– Кем Вы работали?

– Танцовщицей.

– Вы говорили, что работали курьером на фирме подсудимого.

– Это так. У меня было две работы.

– Было? То есть, сейчас Вы безработная. На что Вы живете?

– Протестую! Госпожа прокурор забывает, что свидетель Макаренко не обвиняемая.

– Протест принят. Продолжайте.

– В каких отношениях Вы состоите с подсудимым?

Я сглотнула ком, который даже не думал исчезать и, украдкой, взглянула на Максима, наши взгляды на мгновение встретились и, мое сердце проделало трехкратное сальто.

– Мы. Знакомые.

– Подсудимый принуждал Вас когда-либо к чему-то, чего Вы не хотели делать?